Проклятие Тары. Артефакт-детектив [litres] - Алекс Монт

квартире прибрались, но было видно, что делалось все наспех, неумело и кое-как. «Да, не женская рука здесь занималась уборкой, не женская», — Марина поймала себя на мысли, что, если бы застала иную картину и квартиру вылизали бы до последнего угла в кладовке, ей бы это понравилось куда меньше. «Не следовало звонить ему ночью, не следовало», — посетовала женщина и заглянула на кухню.

— Давай помогу! — предложила она и, не дожидаясь ответа, повязала фартук.

— Раз уж взялась, нарежь лук для салата, — Чаров протянул внушительных размеров луковицу.

— Ты ее где, в Чернобыле, откопал?

— Если Чернобыль напротив дома, тогда там, — первый раз за все время он улыбнулся. — Что твой Иссерсон? Как пережил отсутствие благоверной?

— Нормально. Да и вообще это наше с ним личное дело.

— Коли так, тогда конечно, — досада разъедала его. — Значит, — он перевернул на другую сторону шкворчащий кусок говядины, — на карте, которая каким-то непостижимым образом оказалась в руках нашего клиента, отмечено место, где покоится казна Азиатской дивизии?

— Во всяком случае, на этом настаивает Хеллер. Когда он показал направление отхода барона из Забайкалья в Монголию, я переложила его на карту бурята. Точка, отмеченная на карте Ергонова, лежит прямо на пути отступления Унгерна. По версии Хеллера, золото зарыли в даурской степи в начале августа, примерно за пару недель до пленения барона.

— А с чего ты взяла, что казна спрятана в Даурии?

— За это говорят обе карты. Я прикинула, получается квадрат 22–17.

— Выглядит логично, и поет твой Хер, извини, Хеллер, складно. Допустим, все обстоит именно так, но речь не об этом. Теперь наша собака зарыта в другой степи. Клиент сузил задачу. Бурята интересует, куда подевались сокровища из монастыря Гандан и статуя Золотой Тары.

— Золотой Тары?! — оживленно переспросила Марина.

— Речь идет об изваянии богини Тары, женского воплощения Будды. Тара почитаема у бурят, монголов и тибетцев. Такую статую отлил из бронзы первый Богдо-хан Монголии, Леонардо да Винчи Востока, великий Дзанабадзар. А спустя годы один из его учеников, чье имя не сохранила история, повторил в золоте шедевр гениального учителя. Во всяком случае, так объяснил Ергонов, — повел плечами Чаров и посмотрел на Марину. Та слушала заинтересованно и не пыталась перебивать. — Правда, есть один маленький нюанс, — детектив многозначительно хмыкнул. — Золотая копия Тары раза в полтора превосходит в размерах бронзовый оригинал.

— Значит, клиент нацелился на золотую копию богини того безымянного мастера. Губа не дура! — взволнованно воскликнула женщина. — Но что за ирония судьбы! Ученик первого монгольского Богдо-хана изваял эту статую, а при последнем она бесследно исчезла. И очень скоро после этого события хутухта[6] умирает. Любопытная штука получается. Своим исчезновением из Монголии Тара предрекла конец монгольским Богдо-ханам. Они лишились ее защиты. Ведь после смерти последнего хутухты новых Богдо-ханов не избирали! Вернее, выбирали, но не официально. Они не имели власти и жили в изгнании. Кстати, а тебе удалось напасть на след богини в Москве? — оставив исторические экскурсы, вернулась к теме Марина. — Хеллер предполагает…

— Да бог с ним, с твоим Хеллером! — начал закипать детектив. — Я и без него теперь знаю, что реквизированное в октябре 1921 года в одном из храмов Гандана золото, возможно это и было святилище Тары, вывезли в Верхнеудинск[7], а потом в Москву.

— Не факт, что в Верхнеудинск. Столица ДВР к тому времени переехала в Читу, так что золото могли доставить и туда.

— Согласен, но это частности, — Чаров закурил. — Не исключено, что правительство Ленина обменяло на него продовольствие с целью предотвратить голодный бунт и сохранить власть в стране. Но пока это лишь догадки. Лучше скажи, сможем ли мы отыскать реальные доказательства, что ценности из монастыря, а главное — золотая статуя Тары, попали в Россию?

— Если мой дорогой поможет, мы обязательно найдем их, — усаживаясь к детективу на колени, с томной вкрадчивостью ответила женщина, и их губы сомкнулись…

Глава 2. Разорение дацана

Старший писарь Иссерсон, прикомандированный к 27-й конно-стрелковой дивизии Народно-революционной армии Дальневосточной республики, страдал от холода и дурных известий. Накинув на худые ссутуленные плечи сильно поношенную шинель, он угрюмо молчал, искоса наблюдая, как бойцы оседлывают коней. Настроение писарю испортил командующий. Вместо долгожданного возвращения после изнурительного похода по приграничным землям Русского Забайкалья на отдых в Верхнеудинск начдив товарищ Дягур приказал сопровождать эскадроны дивизии, выдвигавшиеся в направлении монгольской Урги, по ту сторону границы. Из обрывочных разговоров в штабе Самуил понял, что дело предстоит необычное. Начдив получил секретное указание военмина Блюхера незаметно подойти к ургинскому монастырю Гандан и произвести зачистку на предмет выявления засевших в дацане шпионов Унгерна. Иссерсон боялся барона как черт ладана, и известие, что тот закончил свои дни в одиночной камере Новониколаевской тюрьмы, не успокаивало Самуила. Весть о его казни, раньше других дошедшая до ушей ушлого писаря, не принесла мира его растревоженной душе. Разрозненные отряды конных казаков как фантомы летали по степи, люто мстя красным за своего командира.

«Не все ли равно, — сетовал на судьбу Самуил, трясясь в поскрипывавшей телеге и глядя с тоской на удалявшийся в утренней дымке лагерь, — попаду я в руки подручных барона или дикарей азиатов, как ни верти, конец един — пустят в расход, и точка! Да и какого рожна нас туда гнать, когда зачисткой монастыря могут заняться вошедшие в Ургу части экспедиционного корпуса комкора Гайлита?» — ворчал про себя информированный писарь, напряженно вглядываясь в темноту леса. Тем временем дорога, бывшая просека, прорубленная в тайге каторжанами еще в прошлом веке, петляла меж покрытых кустарником каменистых склонов и, обходя завалы из могучей, необъятной в обхвате лиственницы, упрямо катилась к югу. Тайга постепенно редела, горы расступались, переходя в отложистые, долго тянувшиеся холмы. Задул резкий обжигающий ветер, и убегающая за горизонт буро-серая степь застыла в своем первозданном великолепии. Это была Монголия.

Отправляясь в поход, Самуил и представить себе не мог, что зачисткой монастыря Блюхер прикрывал истинную задачу дивизии.

— Когда войдешь в город, — наставлял он Дягура, — обложишь Гандан, дабы мышь не проползла!

— Ган…? — переспросил военмина смешавшийся начдив.

— Гандан, мать его! — со знанием дела авторитетно пояснил Блюхер.

Дягур вызывал у военмина симпатию, поэтому тот говорил с ним откровенно и без обиняков. Знание людей и богатый боевой опыт младшего унтер-офицера[8] императорской армии, георгиевского кавалера[9] и героя Гражданской войны безошибочно подсказывали Блюхеру, что дельный командир и отважный рубака Дягур справится со щекотливым заданием. То, что тот необразован и не очень далек, не слишком заботило его. «Коли ты не военспец, откель